У «Зенита» свой Палыч – фотограф. 12 лет работал бесплатно, в 69 гоняет на мотоцикле, Боаш его обожает

• Эта статья в архиве

Большая история Вячеслава Евдокимова.

Игроки «Зенита» любя называют усатого клубного фотографа Палычем – один из самых возрастных сотрудников клуба научился фотографировать в 7 лет, в 11 снимал профессиональных мотогонщиков, а в 16 зарабатывал больше, чем советские инженеры.

В 69 лет Вячеславу Евдокимову не хватает нагрузки, он гоняет на мотоцикле по Ленобласти, а потом обсуждает новые модели с Виллаш-Боашем.

Важное о работе фотографа: почему нельзя болеть за команду во время матча и как снять спасение Домингеса

– Еще ни разу я не работал, думая о результате матча в начале, в середине и даже конце. Моя задача очень простая: я не играю в футбол, а снимаю лучшее, что было в этом футболе. Поэтому абстрагируюсь от игры – хоть это чемпионат мира, хоть Олимпийские игры. Вышел со спокойным сердцем, хладнокровно, без суеты. Только так можно сделать хорошие снимки. Что будет, если я начну болеть и подпрыгивать? Я бы вообще не занимался съемкой, а только бы думал: «Отдай пас, пробей по воротам». Так что я не болею вообще. Вот когда матч закончился, я начинаю медленно его осмысливать: приду домой, посмотрю репортаж и сравню в голове, что я мог упустить или что я прочувствовал и снял действительно здорово.

– То есть вы не отмечали победу в Кубке УЕФА?

– Победа для меня началась, когда матч уже закончился, – в гостинице. До этого все было просто фоново.

Ко мне в номер прибежали питерские журналисты, стали праздновать. Чтобы они не мешали отправлять фотографии, я пошел в ванную комнату, накрыл крышкой унитаз, сел на него, закрыл дверь, занялся обработкой фотографий. Просидел так около часа. А когда вышел, все уже разбежались по другим номерам. Так что я праздновал в туалете. Но вышел часа в четыре утра, в ресторане еще были люди, немножко с ними попраздновал. Было романтично.

– Вспомним чемпионство 2007 года. Прозвучал свисток, все выбегают на поле. Вы в этот момент могли кого-то обнимать?

– Нет, нет, нет. Моя задача – увернуться от всего, заниматься только съемкой самых интересных моментов. Больше меня ничего не интересовало, никаких объятий. Я как будто неизвестный человек и никого не знаю.

– Тогда вы сняли спасение Домингеса. Вы сделали такой кадр случайно или же это нормально – вы к нему готовились?

– Почему я абстрагируюсь от боления во время матча? Так мне кажется, что я играю с ними в футбол. Вот он бежит, сейчас сделает дриблинг – я определяю его по движениям и по глазам, уже готов, что сейчас он что-то сотворит. И в этот самый момент я с ним соединяюсь, нажимаю на кнопку, и получается, что наши с ним мысли совпали. То же самое с Домингесом: если он не выпрыгнет, будет гол. В этот момент надо вовремя прочувствовать то, что он сейчас сделает. Он сделал – я нажал, когда было нужно.

– У вас есть внутренняя радость, когда нажимаете кнопку и мысленно понимаете, что сделали классный снимок?

– Ни радости, ни опустошения, вообще ничего. Ты будто поешь с певцом в унисон: прямо как он – не позже, не раньше, только не мешаешь ему. Вот такая задача фотографа.

– Как выглядит ваш обычный день?

– Тренировки, автограф-сессии, встречи футболистов с общественностью, «Зенит-2», молодежная команда – все они играют в разное время. Я снимаю домашние матчи всех трех команд, езжу за основной. Помимо этого – всякие фотосессии. Это же не просто так, а надо фотостудию настроить, все посмотреть своими глазами.

Сейчас на базе в Удельном парке функционирует пресс-центр, который мы разработали сами. За считанные минуты он трансформируется в студию со всем необходимым для фото- и видеосъемки хорошего качества.

«Зенит» в 90-е – семья, где работали бесплатно. Палыч снимал не только футбол, но и шахматы

– Изначально я человек технический и мотоциклист, ни за кого и никогда не болел. Но футбол увлек меня непредсказуемостью, плюс это командный вид спорта, где всех надо соединить единой мыслью. Я ловил психологические нюансики, замечал, почему команда может или не может победить. По глазам видел, пустой спортсмен или нет. В 1995 году начал работать с «Зенитом» (выезжал только в выходные, на сборы и за границу), а в 1997-м устроился окончательно и летал на матчи.

Тогда работа клубного фотографа была совсем другой: съемки проходили на фотопленку, нельзя было, находясь за много километров от дома, быстро обработать материалы. Поэтому задачи были недельными: приехал, напечатал фотографии, сдал, и только тогда их использовали в книжечках и буклетах.

До Мутко (президент «Зенита» с 1999-го по 2003-й) в клубе все прозябало: деньги брали в долг, выезды в другой город были очень проблематичными, спонсоров мало, в клубе работало меньше 10 человек. Большинство людей создавали клуб бесплатно, я тоже работал бесплатно, был как... даже не знаю, как назвать… очень близким другом клуба, поэтому зарплату мне не платили ни до Мутко, ни при нем. Первую зарплату в «Зените» получил в 2007 году. А тогда – в 90-е – мне просто было интересно работать, а помимо футбола я снимал много других видов спорта (волейбол, теннис, шахматы, шашки, водное поло) и никогда не думал, что «Зенит» может перерасти в основную работу.

Спаллетти дергал Палыча за усы, а молодые Аршавин и Кержаков по вечерам репетировали празднования голов

– Отношения с тренерами у меня все время хорошие: если б они были даже чуть-чуть нехорошие, вряд ли бы я работал.

Когда я приходил и перед тренировкой описывал свои задачи, то Давыдов говорил: «Палыч, для тебя все что хочешь, ты мне не мешаешь». А были такие, как Бышовец: только 15 минут, я даже к нему не обращался. Если у него такая жесткая позиция к съемкам – не надо его утомлять, снял и ушел.

Все остальные были близкими по духу. Взять того же Виллаш-Боаша. Мы мотоциклетные люди. Для нас звук мотора – симфония. Мы на подсознании понимали друг друга. Он мне ни в чем не препятствовал, говорил: «Снимай все что хочешь, как хочешь». Видимо, он все фиксировал, смотрел, ему нравилось. Я спрашивал иногда: «Все нормально?». Он говорил: «Отлично, давай дальше». Со Спалетти так вообще постоянно обнимались, подходил и дергал за мои железные усы, мог ущипнуть и сказать «привет».

Когда Спаллетти уходил, то написал мне на фотографическом жилете целые трактаты: что я фотограф № 1 в мире, такой-сякой. И мне почти все тренеры писали на жилетках такие пожелания. Виллаш-Боаш: «Я счастлив! Когда у меня было трудное время, ты его сглаживал». Все – добрыми словами. И я их не просил, они сами.

– Манчини написал?

– Он сделал другой ход за день до ухода. Лично я об этом не знал. Он подошел ко мне во время тренировки: «Можно я с тобой сфотографируюсь?». Мы обнялись, нас сфотографировали. Манчини хорошо относился: просто у него времени не было, он был занят собой, впереди маячила сборная Италии. Конечно, ему было ни до чего.

Самый строгий после Бышовца – Адвокат. У него была голландская фишка: 15 минут, и до свидания. Тренировка закрыта для всех, кроме игроков и тренера. Ни одного человека не было вокруг площадки. А так в общении, во время переездов он замечательный человек.

Петржелу обожали на базе. Если видел уборщицу, то обязательно чем-то ей помогал, считал, что она живет не очень хорошо. Встретит и, допустим, попросит постирать вещи, отдаст пакеты и обязательно денег поверх. Он всех благодарил, бесплатно ничего не оставлял. Если садился в такси, то платил больше, чем на счетчике.

– А как снимать при Семаке?

– Семак – человек с большой буквы, уважает чужой хороший труд, тоже понимает, что есть плохие люди, а есть получше. Я, наверное, чуть-чуть получше, чем плохие. Поэтому он ко мне относится хорошо, но я и сам не стараюсь пересекать государственную границу. Тактичность – когда ты работаешь и не мешаешь другим.

– Какие у вас внутренние правила такта?

– Как «Отче наш». Я сам человек спортивный и понимаю, что перед игрой – за 5-10 минут – не надо морочить игрокам голову. Не напутствовать, ничего такого, каждый игрок готовится сам. Он знает, когда ему сконцентрироваться. Поэтому перед матчами стараюсь вообще не появляться рядом. Если фотографирую, то всегда делаю это тактично и издалека, беру телеобъектив. Если мне нужны портретики – снимаю издалека. Когда кто-то стоит близко, вам некомфортно – так? Также и я не хочу, чтобы думали, будто я некомфортный человек.

***

– Кто в нынешнем «Зените» самый добрый?

– Футболистам вообще не свойственна доброта. Всем, а не только зенитовским. Существуют автограф-сессии, встречи с фанатами, туда-сюда – игроки настолько входят в эту игру, что у них не остается времени на более близких окружающих. И считать надо так: если они с удовольствием здороваются и жмут руку со словами «Палыч, привет! Мы тебя рады видеть» – значит, хорошо относятся. Мне этого достаточно.

Может, у меня возраст такой, что я древний как кипарис, но мне все говорят добрые слова, а если бы говорили недобрые, я бы давно слился с небосклона. Не думаю, что один только возраст влияет: наверное, какое-то значение имеет и мое мастерство.

– Почему Халк – ваш любимец?

– Необыкновенный человек и мастер на футбольному поле, произведение искусства этого десятилетия. Грациозный и координированный. Атлетический и в то же время как пантера. И у него главная достопримечательность мужика – жопа (Палыч улыбается). Его пятая точка – двигатель от «Феррари». Ноги! Какие у него мышцы – просто «Первая Формула»! У него сзади двигатель стоит – обалденный, как у «Порше».

Ну, не знаю, я такого чувака не видел никогда.

Вышел из фавел, из беднейших слоев, но вынес оттуда доброту и уважение к окружающим. Его надо видеть в жизни: ни разу не проходил мимо человека, чтобы ему не поклониться, не сказать добрые слова, не помочь деньгами. Помогал всем людям на базе, участвовал в благотворительности, помогает детям, хотя и своих детей у него море. Понимаете, он другой человек, религиозный и правильный. Увидишь такого раз в жизни – считай, тебе повезло.

Палыч катал Виллаш-Боаша по Ленобласти. Хочет выезжать на мотоцикле чаще, поэтому думает об уходе из «Зенита»

– Вы будоражите и аппетитно рассказываете про скорость и мотоциклы. Откуда это в вас? Как вы совмещаете мотоспорт с футболом?

– Кто-то скажет: «Дурачок». А я думаю, что без мотоспорта в свои 69 лет ходил бы с дубиной (с палочкой), без координации, выглядел бы смешным. Если у тебя нет координации – нельзя ездить ни на велосипеде, ни на мотоцикле. И если в моем возрасте она еще есть, тем более хорошая, – я живой человек. Мне не 69, а 45, 47, 48 лет. А когда потеряю координацию и не смогу ездить на мотоцикле – буду вообще овощ. Мотоциклетный спорт дает мне ход – там скорости и надо быстро соображать. Но для меня все семечки, эта нагрузка мне мала, поэтому я еще и работаю: могу и три съемки в день провести, и пять, и 10 матчей в неделю. Нагрузка тяжелая, но я ее выдержу, потому что тренированный.

– Вы все время с командой. Столько времени в году уделяете мотоспорту?

– Поэтому и думаю, что пора заканчивать снимать и начинать мотоцикл. Этой весной я выезжал всего восемь раз, а если б не был в «Зените», выезжал бы три раза в неделю, катался бы по соревнованиям. Вот на последнем старте занял второе место, катался с ветеранами (ими считаются мотоциклисты с 40 лет). Езжу только по бездорожью. По асфальту? Даже не задумывался. Мне вообще неинтересно.

Мы выезжали вместе с Виллаш-Боашем, вместе катались по Ленобласти на моих мотоциклах, в моей одежде, у меня же полно комплектов. Я ему говорю: «Будешь?» – «Буду». И гонял, шлем мой надевал, размер ноги у нас одинаковый, башка тоже одинаковая. Может и мозги тоже одинаковые?

– На каком языке вы общались?

– Он знает английский, а я – немецкий и мельком английский, поэтому общались легко, без проблем.

– И как вам Боаш как мотоциклист?

– Ему лет-то еще мало [41], так что еще разовьется до моего возраста. Лет через 20-30 будет ездить, как я (улыбается).

Мы с Боашем выезжали раз 7-8 в год: он у меня на мототреке гонял раза четыре, я ему кучу снимков наделал. По фото казалось, что он трюки делает, мама не горюй. Я специально делал так, будто бы он задевает головой облака.

На сборах постоянно обсуждали мотоциклы. Выходим из гостиницы в Катаре, а там – мотоциклетное царство, все сделаны по одному экземпляру, один мотоцикл весь из золота – там же богатеи. Мы с ним там слюну глотали, а он после этого стал коллекционером: купил несколько мотоциклов, присылал мне фото.

Теперь переписываемся в инстаграме и вотсапе.

***

– Самые приятные слова, которые вам говорили?

– Самое приятное, что мне никто пока не сказал плохих слов. А хорошие у меня просто зашкаливают. Читаешь инстаграм, думаешь: «Люди еще не забыли хорошие слова». Пишут, благодарят, что выставляю ретро-фотографии, ведь сейчас этим практически никто не занимается, а я поддерживаю историю «Зенита». Это еще один из ответов, почему я все бодаюсь. Потому что мне хочется, чтобы помнили людей, которые строили клуб.

– Сейчас вы счастливы?

– Как я понял, мое счастье – моя работа. Видимо, родился таким: я один из тех, кто работает. Так что да – счастлив.

– Какая у вас мечта?

– Первая – не думать о возрасте. Вторая и главная – двигаться только вперед до потери координации. Когда она пропадет, то уже можно и отмирать, потому что без координации жить бессмысленно.


Согласовано с модератором.